Добрая фея
В голове уже звучат песни OneRepublic, хотя наушники ещё не надеты.
Волосы струятся по спине, ты скрываешь их большим шейным платком горчичного цвета, надеваешь пальто, застёгиваешь все кнопки (они издают приятный металлический звук).
Наматываешь двухметровый когтевранский шарф, надеваешь рюкзак с лисами.
Выключаешь свет, замираешь на секунду. Из спальни родителей раздаётся мирное посапывание.
На часах ровно пять:тридцать.
Воздух на улице удивительно приятный. Не сильно холодный, самое то, пожалуй, для того, чтобы поуютнее укутаться в шарф ручной вязки.
When I was a kid
My grandfather was a preacher
He'd talk about God
Yeah he was something like a teacher
Под ногами лёд создаёт препятствия, и ты шагаешь как пингвин, смешно балансируя руками, чтобы не шлёпнуться.
Одна по аллее, громко слушая музыку в наушниках.
По дороге шагаешь, в метро едешь, на работе работаешь, но самое удивительное - почему-то улыбаешься. Клиентам, что донимают совершенно простецкими вопросами; сотрудникам, которые пытаются максимально улизнуть от работы; своим собственным записям в черновике; песне по радио, которую крутят, кажется, уже в тысячный раз. И совсем капельку задумываешься о ближайшем будущем, которое как-то немного туманно, но определённо интересно. Мысли витают вокруг определённых тегов, развиваются, сменяют друг друга.
Собака. Зеркалка. Телефон. Пирог. Китайцы.
В., разумеется.
А когда выходишь на свет (Ками, дневной свет после смены!), там снег кружит такой потрясающий, что дух захватывает, снежинки-пушинки пахнут (честно-честно) весной и солнечным светом, и хотя небо хмурится, свежий ветер развеивает сомнения и плохие воспоминания, и вот душа уже бьётся в груди, словно птица, слышит первые лучики солнца в природных явлениях и добрых глазах прохожих.
Снежинки цепляются за волосы и пальто, падают на ресницы, и ты смешно морщишься, подставляя лицо февральскому ветру, чтобы тот нежно сдул их, окрашивая твои щёки румянцем.
В. в метро сегодня кажется особенно тёплым и самым-самым.
Волосы струятся по спине, ты скрываешь их большим шейным платком горчичного цвета, надеваешь пальто, застёгиваешь все кнопки (они издают приятный металлический звук).
Наматываешь двухметровый когтевранский шарф, надеваешь рюкзак с лисами.
Выключаешь свет, замираешь на секунду. Из спальни родителей раздаётся мирное посапывание.
На часах ровно пять:тридцать.
Воздух на улице удивительно приятный. Не сильно холодный, самое то, пожалуй, для того, чтобы поуютнее укутаться в шарф ручной вязки.
When I was a kid
My grandfather was a preacher
He'd talk about God
Yeah he was something like a teacher
Под ногами лёд создаёт препятствия, и ты шагаешь как пингвин, смешно балансируя руками, чтобы не шлёпнуться.
Одна по аллее, громко слушая музыку в наушниках.
По дороге шагаешь, в метро едешь, на работе работаешь, но самое удивительное - почему-то улыбаешься. Клиентам, что донимают совершенно простецкими вопросами; сотрудникам, которые пытаются максимально улизнуть от работы; своим собственным записям в черновике; песне по радио, которую крутят, кажется, уже в тысячный раз. И совсем капельку задумываешься о ближайшем будущем, которое как-то немного туманно, но определённо интересно. Мысли витают вокруг определённых тегов, развиваются, сменяют друг друга.
Собака. Зеркалка. Телефон. Пирог. Китайцы.
В., разумеется.
А когда выходишь на свет (Ками, дневной свет после смены!), там снег кружит такой потрясающий, что дух захватывает, снежинки-пушинки пахнут (честно-честно) весной и солнечным светом, и хотя небо хмурится, свежий ветер развеивает сомнения и плохие воспоминания, и вот душа уже бьётся в груди, словно птица, слышит первые лучики солнца в природных явлениях и добрых глазах прохожих.
Снежинки цепляются за волосы и пальто, падают на ресницы, и ты смешно морщишься, подставляя лицо февральскому ветру, чтобы тот нежно сдул их, окрашивая твои щёки румянцем.
В. в метро сегодня кажется особенно тёплым и самым-самым.